|
|
|
|
|
|
|
_т.ч.к._
_жизнь_
_творчество_
_дела_
_контакты_
_ссылки_
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
||||||
|
|
|
|
|
|
|
|
|
||||||
|
_т.ч.к._ |
_жизнь_ |
_творчество_ |
_дела_ |
_контакты_ |
_ссылки_ |
|||||||||
|
|
| Вира! | |||
|
Ключанский Андрей — Настой из летних трав и настоящего (стихи)
ТКАЦКАЯ СВАСТИКА [децентрализованный коврик] всем вольным ткачам реальности и невольным [о] бледные рыцари в чёрных лодках плывут глаза пылающие голубым и была тьма и был свет не остановились они и не ослепли а было им холодно – было им холодно а было им жарко – было им жарко было им полно – не насытились а пусто было – не опротивело им а смерть пришла – не удивились выпили чашу до дна и снова наполнили и было ими послано крест-накрест четыре птицы белая белее белой ослепительная и птица невидимая но тёплая и было им ответом дыхание в затылок и продолжили бледные рыцари своё плаванье глаз пылающих голубым и даровано им было стать детьми и стали они детьми [1] фотографировали небо охраняли золу перебирали камешки форте пиано путали волосы и водоросли искали бабочек в опаловом тумане (одну золотую нашли-не-поймали) в огромном куске янтаря нашли двух влюблённых и плакали плакали плакали и чуть не застыли на месте плели огромную корзину для братьев Монгольфье для геликоптера придумали окошки и щучий хвост (но хвост такой отверг изобретатель) а ночью слушали камыш листву деревьев дождь под утро и этот дождь неделями могли не отпускать [2] змея зимы ползла в снегу снега искали и совершали переход через снега и пили чай с малиновым вареньем и полстакана утром находили внизу небес и затихали наревевшись и выздоравливали к лету [3] «пыльных ведьм» не любили но жалели позволяли им пространство а потом глаза тёрли-тёрли шли пешком глядели на ботинки депрессивные цветы срывали (рвутся) и монотонный менестрель на холмах гравия лежал ночною мглой и пел и умолял приблизиться он пел как пепел лёгкий никакой а на прощанье подарил кольцо с гранитом (хорошее кольцо) [4] о том как планер угодил в подсолнухи о птицах атакующих маяк о том как дети охраняют дверь от нарисованных дверей они их рисуют и всё о том что здешний ангел всегда бывает прав «умрут не все но все изменятся» о том как все предметы потеряют тень и межсезонье даст нам отдохнуть [5] …о пончиках в горячем шоколаде [6] глядели как трещит костёр и запахом костра полыни и болотной влаги наполнили плащи и полетели к деду* и ели мёд и пили молоко и золото молчаньем добывали а ночью серебро под шелест камыша листвы деревьев и дождя под утро [7] и вот резиновые ботфорты польский placzsz плащ (польск.) два бутерброда в гербовой бумаге дождь капюшон и в тонких ножнах мisericordia как состояние души по децентрализованному коврику в прихожей по коврику Ткачей Ушедших Далеко За Горизонт в неведомое в неразбериху в горизонтальный дождь во вне иди иди внучок бродячий боком паучок («бродячий бокоход» – есть такой) еnfant terrible старичок исчадье деда чадо ада абстрактный планер огненный волчок выдь вон! ткань кончилась ткачей не видно (наверное то были не ткачи) теперь молчи тише дыши и проникай от прежнего остался слабый контур дождь капюшон и в тонких ножнах мisericordia как состояние души… [8] …туман… …туман… …туманы… затвори глаза творящие не беспокой небес покой доверив сердцу биться слепая птица та что мечется но знает зачем метаться ей мир явится и сообщит об этом желанием открыть глаза *Latent [6] бабушкин чёрт и зубы на полке яд Вуду и книга «Яд Вуду»: «Вуду Вуду Вуду Вуду у нас есть бочка на бочке струна раз дёрнешь – узнаешь два дёрнешь – умрёшь третий раз – воскреснешь но потеряешь глаз за то потом шестнадцать приобретёшь и в бок получишь нож янтарного яда Вуду молочного мёда Вуду из чёрной земли очки зелёной змеи зрачки и «голову качающегося телёнка» под ладонь ах как это печально и смешно ещё один увидит всё как есть» у меня была чёрная бабка и толстая как земля *** Роза Болот Роза Болот толи бегу толи танцую с жабами в лунном луче Роза Болот Роза Болот кормить костёр и слушать Розу Ветров и слушаться её и вот сквозь шелест лепестков сознанья сквозь липкий шепот чувств и чудиков периферийных сквозь толстый слой туманов газов ткани тленья по влажной горькой шерсти псевдотверди беречь глаза – подарок детства и в центр дряни собственной ввертеться познать её рождение и смерть… как хорошо дышать молчать смотреть настой из летних трав и настоящего! Саранча на злаке саранча на злаке влажная земля тёплая как лоб лошади саранча на злаке на алом солнце над землёй ещё покоя нет и нет движенья есть руки на струне есть кружевной паук архив наук в пыли и саранча на злаке и воробей и землекоп среди ржаного поля похоронил печаль печать на сердце и лошадь землекопа кивала головой и соглашалась что всё это на музыку похоже и саранча слеталась и трещала и рвалась бумага мира и саранча слетелась и осталась изображенье схлынуло и новое пришло я на песке у моря шторм и я продрог и вспоминаю как дышать дышу и вынимаю изо рта зерно и солнце пробивает тучи волны я ничего не ел с тех пор как ничего не помнил и всё и рад и есть хочу и быть бегу домой и прыгаю как саранча и дождь трещит как саранча и море похоже на подержанное поле ржаное под ветром под солнцем я цел я видим невредим очень хорошее качество изображения теперь я знаю цену Нидумайниочёмидикомне какие ясные листья! (умой-тебя-дождь!) какие яростные линии и краски необитаемых небес тебе нужны ещё читающему лица?! ложь ложь и ложь не кончится и хочется умыться и я пошлю тебе тактильное письмо как два листа бумаги две горсти в лицо воды и эта свежесть ещё не правда но уже не ложь граница текст «придувесна» фотографировали небо лицом Настой из летних трав и настоящего запах нагретого солнцем камня после дождя дня последний выдох тёплый вечер в сторону костра страх вдох покой и нечем плакать и утренние сумерки когда слепой туман и спелая вода на травах пряных и равных как моё и умолчание костра по ту страницу пламени дыханья где отражений нет ни в чём… дождь утром в милый сонный дом куда пишу я книгу без названья пишу собой и скоро там проснусь открыв глаза дверей и окон в зелёный чай с дождём на подоконнике [история одного сновидения] в прошлом поднимаю в будущее окунаю обретаю в настоящем помнил буду ещё забываю… янтарным светом сновидений дышать и видеть сны во снах сны выбирая – интуитивный текст под ноги – …волк судорога экран другой реальности над морем бирюзовым – там тоже море, но вчера и вечером… …проснулся завтра в дом чужой хозяин ковыряет дверь ключом по ту страницу двери… …окно на крышу неизвестный город и друг с доской для сёрфинга по небесам… …дома внизу – шкатулки с тайниками, их тайны голодают и ожидают выпить наши души или хотя бы задержать на миг на век… не вглядываться пристально лететь насквозь до пробужденья в целом *** как тонкий многотонный газ вокруг да около – что это в нас? а это – «ткань реальности» и соткана не плоскость но объём как в небо и землю проведены корни и кроны деревьев – венозная система соединяет плоть и дух наглядно – так плоть нашей мысли в душе предмета так корни наших мыслей имеют крону событий мы вотканы сюда мы – в ткани и всё что с нами будет уже случилось раз и навсегда (венозная система отношений) мы – ткань от ткани – вотканы изогнуты искажены и вогнаны подключены и лишь слегка подрагиваем когда пытаемся открыть глаза не прерывая сновиденья где плоть и дух – одно и в целом где не ущербна полная луна а днём глазные яблоки янтарны... весь мир твоей фантазии потребуется тебе в сновидении так собирайся (!) и живи отсюда к себе Круговорот нырну дождём в долину павших листьев этих деревьев востребую запах погибшего лета в последний раз два три четыре заледенею на лету, чеканя быструю кристальную монету и распадусь на тьму и тьму несуесветных светлых мелочей и с грохотом растянутым во времени паду снегами от души к земле к зиме и к заморозкам на почве одиночества пойду кружиться на ночь глядя и… таять от дыханья твоего в ладонях тёплых веру обретая в лето оттаивая по капле соберу весну и в лето улетая я буду цену знать всему во всём как во плоти *** это – как разговор одинокого дерева с «перекати-поле» покуда ветер туман не развеет покуда ветер не станет сильнее ветвей это – как встреча снега и пыли (или возможность или уже) на недостроенном этаже дома где строить забыли это – как далёкое послевкусие которое всё-таки здесь (полынь да мёд – моя месть тому что уже не есть) это – нечто и ничто это – старое пальто под дождём над костром под землёй над небесами знаем сами но молчим потому что этим живём и никогда не назовём это – сны за нашими глазами *** 1 Там, где травы правы в том, что они вместе, там, где ветер верит в себя, потому что я жив, небеса по земле растекаются и земные покои – небесны, я открываю глаза, душу свою обнажив. Теперь меня ни дать ни взять на все четыре стороны. Насквозь дышу, насквозь живу, убей-меня-роди! И там и здесь я был и есть, рождения мои и похороны все позади, проехали, не жди. Там, где травы правы в том, что они вместе, там, где ветер верит в себя, потому что я жив, расплетаются, переплетаются заново книги явлений, а книга одна и она у меня внутри, в доме, где я забылся в книге, которую Ты создал и дал мне читать… …я отвожу себя от последней страницы, Ты улыбаешься мне и предлагаешь чай. 2 Я хранитель несотворённых чудес и вздоха тонкая обитель. Я обитатель здешний всех Твоих небес, читатель Твой и Твой любитель. Я каждый день придумываю велосипед и еду прямо по Твоим страницам домашним существом дорогой насладиться, продрогшим странником домой успеть. Я верю – Ты не ось и я не спица на колесе заветном вечности и мига, Ты собеседник мой, а мир – да будет птица! Ни дня без сотворенья птиц! Ни дня без сотворенья мира! Охотничьи колбаски Утро тихо. Начало начал у причала желания быть. Здесь чайка кричала час назад с небольшим… Утро тихо, не больше, чем плыть сквозь туманы до самозабвенья… Благодатная, всё ещё робкая твердь… Час назад с небольшим дом придуман, продуманы двери… Вот и дом, вот и открывается дверь… и любимые мной существа просыпаются с миром, с камином (холодное утро), и кристаллики сласти оттаивают на глазах прямо в чаще горячего чая начала начал и уюта, и в доме готовится завтрак: охотничьи колбаски на можжевельнике, на угольках. *** почти почта! возносятся души табачных и чайных листов тихонько тонко вбирая изумлённые приветы и ароматы наших голосов так письмена дымов становятся посланием послушным все наши телеграммы получат существа родные живые видимо невидимо и между строк миров *** как птица летит купаться в дождь до полного паденья как птица сполна летала так еле дышала под снегом и сердце едва стучало (как секрет в шкатулке от которой ключ утерян и ключ от которой не ключ) как птица под снегом оттаяла в солнечный луч как цель ясна пришла весна и птица улетела в лето гнездо на нашей крыше вить… …необходимо проветрить чердак! *** 1 Перстень с быстрым небом в медленном окне… Крылья в холоде, лики в огне – ангелы вокруг лесного костра, пожарища земного. На перекрёстке всех миров мы ткём ковры из ваших снов. Не остановится дыханье и не прервётся нить желанья пока в орнаменте ковров покровы на крови несут печать любви. …сижу в лесу вокруг костра, и вьётся ниточкой строка… 2 [не прощён] Сижу в лесу кругом костра и вьётся ниточкой строка за неизбежною строкой в дымок из трубки костровой. Под шум листвы над головой я мелкий дождик не миную. Преодолеет мой покой и сон, и явь, и тьму земную, и сон себя, и дрожь себя… Туманом здесь земля слепа, не полечу вслепую. Сижу и греюсь у костра. Чаёк, дымок от табака (а вот последняя строка) и крылья под плащом пока. *** 1 Я улетаю, улетаю, улетаю… и белым снегом по земле иду, не т€аю и не та€ю тепла… Прости, не понимаю – как всё это возможно лета посреди?!.. Иди же, снег, лети! В не летние не лётные дожди озябших крыльев я не поднимаю, а всё иду и волочу их по земле, ни лету вверен, ни зиме. Шепчу себя и крылья волочу… 2 …а пыль закружит во луче и мысли будут на уме лежать, как пыль на старых крыльях. И старый год, и новый год сольются во единый ток. Мне сладок будет мой итог – лететь и видеть новый толь на ваших обновлённых крышах. 3 Исполнены покоя и глубины – не дрогнут огромные светлые сны. Абстрактный планер во плоти, легко и прямо, просто так – лети. Ждал следить за цифрами и снегом ждать смены кадра смены сцены ждал… видел… обладал… так тяжело бывает верить собственным глазам как умирать не хочется… смотри за числами снегов выслеживай взаимосвязь шагов какая зимняя примета укажет нам такое лето………………………… ………………………………………………………………………………… …о дождь снегов, внутри домов без крыши у всех у нас промокли крылья и потому я ни крыла не слышу огня! костра! камина! пледа! не будет одиночества и бреда! но будет явь покой да мы с тобой и наша тихая над пропастью победа. *** бежит настойчивый зверёк всех точек зренья поперёк и морда у него в снегу и похожа на обросшую мехом картошку и всё что он совершит по пути совершить попросту невозможно он будет действовать смело и осторожно и он не полезет в бутылку (ха! нашлась бы такая бутылка!) он от моей любимой несёт посланье молодец собака-посылка! бежит настойчивый зверёк всем заключеньям поперёк [для дома не забыть] Сплести корзину в виде рыбы кистепёрой и подвесить над кухонным столом. В брюхе – отверстие: прятать и доставать фрукты, орехи и прочие прочные непорочные съестные чудеса. И ещё: не забыть сделать рыбе глаза. А рыбу назвать: РЫБА (!) Anima Mundi Усталый страж дверей, которых нет и нет в помине, глаза твоих зверей тебя подстерегают. Ни спать, ни жить – немое имя да немощный костёр, из тех, что догорают. Не правда ли неправда, что ты на полдороге споткнулся и остался здесь этот лист читать, и отдохнули крылья, и в силах руки-ноги, и не устала голова миры листать? Не шёл бы ты подальше и не сидел бы тут туристом вечным, камнем бесконечным… 11101101 11101000 00100000 11101111 11100101 11110111 11101000 00100000 11101101 11101000 00100000 11110001 11100000 11101011 11100101 11101101 11111100 11111111 11100011 11101110 11110000 11100101 11111000 11101000 00100000 11100010 11101110 11110001 11110010 11101110 11100000 00001101 00001010 11110000 11100000 11100010 11111111 00100000 11101100 11100101 11110000 11100000 11110011 11110101 11101110 11100110 11110011 00100000 00100000 11110001 11110010 11110011 11101111 11100101 11101100 00100000 11110001 11101111 11100000 11110001 11111100 11111111 00001101 00001010 11100010 00100000 …по оцифрованному праху искры пробегут и общее поле покроется …белоснежным, …свежим, …нежным, …и звери успокоятся, и стихи не умрут. *** [наливаю из чайника в чашку] коротко о главном и долго-долго о себе мир после слова ясен и свеж и небо в серебре и солнце пробивает тучи волны и сердцу славно сердцу полно дыши молчи смотри и ум сотри и раз два три и знай себе и знай – себе *** Смеркается. За колыбелью колыбель под тихой песенкой качается, и на земле, и под землёй, и в небесах, и не кончается, но нам с тобою в этих лодочках спокойно плыть не получается. Где голос тот, что пел и мил, а ты молчанием ловил его, и пил его и пил?.. Смеркается. *** Следи внимательно слова мои, выслеживай за смыслом ввысь, в засаде – будь неумолим, в пути – пощады не моли, зовут – не отзовись. Твои слова – слова мои, последний м€орок и его мор€ока, врата последние и первые врата, глядящее сюда внимательное око, в себя глядящее, грядущее сюда. Как тень твоя на этот лист упала, так и молчание моё нашло тебя… Капканы смыслов ржавы, пали дали, а наша близость – это чтение, не воскрешение, и не судьба. *** Лось соли приходил… Мой зимний лес скрипит снегами, кедрами под ветром. Вздыхает возле печки старый пес, не отдаваясь больше новым детям, верам… Смотри в трубу на звонкую звезду и крышу береги под грузом снега играй на струнах дома, дуй в дуду и жди вестей (не ожидая) с неба. ……………………………………………………………………………………………………… Лов воли будет здесь… Мой летний лес однажды утром уместится на ладони. В последний раз вдохну его чудес, его небес глоток, его ночей настои …и в настоящее войду как в воду… *** Деревьям верю, зверю верю, и человека зря ловлю на слове и неволю зря – безмолвны все, и всё от света к свету. Неименуемое Неминуемое. И всё на этом, большего не говоря. Ждал однажды в доме кто-то невидимое разом тронуло всю мою коллекцию самодельных колокольчиков весело и страшно стало понятно только одно все объекты любых коллекций должны жить хотя бы время от времени… пойду-ка я заварю последнюю горсточку лучшего чая в доме себе и этому кому-то *** Плоть подсознания, и плод его, и кровь – помехи, сбои, ржавчина и плесень… …и человечество, и суета, и вновь, и вновь, и мусор после праздника, и вдох, и выход тесен… …и дождь, и снег, и прах во веки не устанут всё укрывать и заново давать дышать – укроют, воскресят, и вдоволь даль укажут, бесследную, как новая душа. *** Усну в горсти Твоей листвы. Прости меня за то, что пал. Не вознести, не обрести… Мир, как шкатулка заводная – мал, как музыкальная шкатулка, ключ от которой – это я… Какая родная всё-таки штука – листва Твоя… Друзьям Не называй меня – уверуешь и уворуешь день, и не молчи – иначе растворишься в ночи и днём не воплотишься. Мы станем здесь легендами, на самом дне, и в окруженьи бездны, и (да!) нет места тише. Над нашей речью, ткущей тишину, проносятся безмолвные потоки, и мы прокладываем строки в длину, весну и вышину, и мы отмериваем сроки всем телеграммам и мостам… Мы станем здесь легендами, на самом дне, на самом деле, но не друг другу, нет, а где-то там. Колыбельная одиночеству …и медленно падают капли дождя в мороз, в кристаллический шёпот, и всё принимает родная душа – и одиночество, и холод, и обладает лётными качествами, и не летает, и летними сумерками ещё не обладает. Греет колени под одеялом, восхищается мастерством метели быть метелью за окном и казаться бушующим океаном, а потом глядит в улыбающиеся глаза любимой кошки и уже не понимает ни строчки из того, что ей перед сном читают, и улетает туда, где летают… …и не таясь, и не тая. *** Мы заштрихованы дождём, травою высокой, осокой, и нами зашифрован дом туманами и неохотой быть дома. Если мы не здесь, мы – вор, мы – грешная бутыль пустая, вечно голодная слепая стая без глаз, без мира, без сердец… Но мы с тобою дома, в мире, в сердце, и в самом центре жизни и тепла, и в пламени дрова, и ужин греется, и книга новая открыться нам смогла… …а в книге той, с той стороны стекла оконного, прокладывают реки свой новый путь в просторные луга, и в книге той проснулись мы навеки, и ветер жив, и даль уже светла, и листьям на деревьях счёта нет, и смерти нет страницам блистательных, особых дней, в которые мы сможем возвратиться, когда угодно будет ей, душе безвременно твоей. Явная вечеря Преломили арбуз, и французский батон преломили, и янтарные сумерки нарекли мёдом лета моего, и за круглым столом беспощадное солнце простили, и душами улетели туда, где легко-далеко… …высоко… мы летели пронзительно тонко, навсегда узнавая друг в друге себя, но однажды наше состарилось солнце и нас начала убаюкивать остывающая земля, …и многоточие, как снег, на слово пало… ………………………………………………………………………………………………………… ………………………………………………………………………………………………………… ………………………………………………………………………………………………………… …последний выдох в лёд не воплотится, сквозь колыбельную полярной белизны сюда вернётся благо лечь на лица и летним ветерком поправит наши сны… …и ты проснёшься тут же, воедино. *** моему сыну от 2003 для 2006 и т.д. Молитвы летние и зимние молитвы приходят, как твой милый сон. Мой сын, мы воедино слиты, литьё божественно – и я, и ты, и Он. И под крылом небес и одеяла ты мамино целуешь молоко, и в лодочке плывёшь по океану, и мама тут, и я недалеко. И тихий, тёплый океан до горизонта, а там, за горизонтом, за столом мы все втроём хихикаем над тортом… …и стол, и чай, и три свечи, и дом. Просто романс Прощай меня, прощайся не со мною и нашу песенку спаси и сохрани. Мы жили бесконечною зимою, но вот уже дожили до весны. Прощай меня, прощайся не со мною, нам не успеть всё заново начать, а если так – я сердце успокою, я буду жить и не переживать. Мы будем жить, а умирать забудем, мы станем здесь как тонкое вино, на сотни лет забытое в сосуде. Прощай меня, прощайся не со мной. *** …древняя подводная лодка ожила сигнальными огнями гулом турбин оторвалась от грунта и начала долгое но неуклонное восхождение на поверхность капитан Никто пробует на вкус вновь обретённое имя бесследная душа отчаянная надежда Перо Пишу и слушаю перо. Фрагмент крыла каким-то образом покинул птицу, но связан с ней невидимо, и длится её полёт – страница за страницей, и ветер здесь, и даль уже светла. Лети, а я ничем тебя не задержу, отважная, отчаянная птица. Кому лететь – тому не приземлиться. С тобою ничего пустого не случится, покуда я крылом твоим пишу. *** Время рыдать. Время вытравить всё, что больно. Время стяжать печаль, светлую, как апрель. Время светлеть ночам и нам не темнить безвольно друг для друга слова, те, что хотели начать. Время лечить мечту, перья наращивать крыльям. Время давать городам новые имена. Уместно понять, что здесь так давно не любили, что вовремя здесь начнутся лучшие времена. [спонтанная готика] Я запросто могу из поэтического текста делать снег… или дождь, но не зной… знай, они появляются как призраки, как призраки тревожат и уходят прочь, совершив своё мутное дело. И день для них – ночь, и там, где они живут, все дворы и деревья серы: пепел, пыль и прах, и нашим пеплом они омывают ноги. Двери домов этих воров отворены навсегда, имя им – чёрное Нет, забытьё, несотворённое Да. В комнатах нет ничего кроме нетронутой пыли. Тут когда-то плели пауки – их ловушки напрасны были. Здесь всё происходит… сквозь и я не совсем понимаю, как соединяет гвоздь труху вокруг? Не знаю – таю… Как трудно о них рассказывать – я эту волну не ловлю (разве что скелеты мёртвых птиц антеннами окажутся). Как трудно от них отказываться – они говорят «люблю», они научились этому, и делать это отваживаются. Мы сами проложим путь для них до самого центра: «До самого сердца – будь! Вглубь, до самого сердца!» А дальше настанет п…ц!!! Они уходят с мешками, полными наших сердец – они их сожгут с потрошками!.. Я запросто могу из поэтического текста делать снег или дождь, но не зной… А вот теперь остановись и стой, смотри (глаза протри) вокруг, над нами кружится пепел золотых сердец над их голодными короткими кострами. Телеграфный столб Во мне растёт печаль. Я осторожен с нею: не вынимаю с корнем, не ращу… Обрадуюсь растаявшему следу, растаявшему снегу я прощу… И всё-таки печаль. Стою столбом напрасным без проводов, табличек и корней. Бежит ручей в надежде стать прозрачным и обрести не мусор, но морей покой. На грунт, в сырую слякоть паду, как пьяница уставший, одинок. Похорони, весна, поглубже – будем плакать пока не высохнет круговоротный срок. 11 апр. 2004г. Память А слово будет снова – «хорошо». В глаза вольётся дождь, простой и чистый, и соль уйдёт в моря, и будешь ты прощён, и на земле пожить ещё случится, и возвратиться в образе Твоём, новейший мир нащупывая робко. Мир на душе лежит числом, зерном, письмом… Открыть и прочитать… Как слово ловко! Неуловимое ловлю, поймал – и хорошо. Неименуемое взял, обрёл, и стану этим… И плоти плащ, и неба капюшон, и дождь, прощающий твою слезу, и ветер… 11 апр. 2004г. Полотно Не убытие, небытие, пустое злое питие. Питьё, настоянное на тех волокнах полотна, что поперёк. Не пей, зверёк, питьё моё не человечье. Провоем лучше этот вечер, проводим ночь и утро встретим, и встречный ветер на рассвете вольётся в каждый наш зрачок, и рыба примет наш крючок за червяка, и будет ужин. Я брошу пить не бросив быть, и южный ветер твои уши как травы будет шевелить… И мы прочтём что нам дано, как вдоволь вдоль, вне нашей мысли распространилось полотно, где раньше просто мы шли. [ ] 1 Ад одиночества и в нём – светает. Другая тишина открылась и витает. Я слышу, как все спят: их голоса во сне, безмолвное дыханье, и перестук сердец, и крови громыханье (как водопад в горах и – с головы до пят). Все спят во сне во сны чужие, как мёртвые, так и живые, и мысли их сторожевые их сон да охранят… А мне что делать?! Как ребёнок стою и хныкаю спросонок, проснулся и смотрю на первобытную, ничем не замутнённую зарю. И постигаю воздух и не привыкну сразу: слишком дико, слишком чисто, слишком тихо, слишком здесь, очень-далеко-не-сон. 2 Рассвет… над самой дальнею рекою внутри меня, вдали меня, но здесь. Парит река. Так небеса встречаются с землёю. А мне что делать?! Я здесь просто весь! поэтам начала любого века Наскучит вам бродить среди песков под солнцем зноя в небесах безводных, где бредом кажется взаимосвязь шагов, а призраки и миражи проворны. Проворовавшись в прах у собственной души, для собственной души вы вряд ли прахом станете. Немилосердно солнце, но его лучи – вы знаете, живёте ли, летаете. Читатель Земли, Летатич Небес, [ускоренные превращенья] на дне пустошенья нащупайте весть насущного и не смертельного домой воспрощенья. Пускай змеиня сожрёт свой хвост целиком! Пускай пустыня своим захлебнётся песком! Пусть люди, которым неведома соль совести, обретают лишь оболочку воды вашей Чести и Доблести! Да! Нам нужно говорить! Мы будем говорить, да так, что воздух будет плавиться над нами! Все мысли и слова сольются в чёткий знак, один на всех, он значить будет – пламя! Поддержим Солнце на его пути! Построим сердце – новое, живое! Дышать Твои слова! Дышать Твои лучи! О, Господи, на всё Твоя родная воля! *** Не болей, человек, не болей. Небо лей на чело, небо – лей на глаза и на крылья плечей. Не болей, человек, небо – лей в чаши тёплых усталых горстей. Пораженными сушью устами, прямо в сердце пой-небо-пей, даже если нет с неба вестей, нет дождя и огонь под ногами. Даже если наполнен твой кров суматохою и мертвецами – мертвецы упакуются сами в круговую поруку гробов. Будь здоров, человек, будь здоров, и живи на земле с небесами! Мы любимы Я видел Будду льда. Я видел Будду воробьёв (он разлетелся врассыпную). Живу в престранных городах, правитель явных снов, я сам себе миную тьму земную. Я сплю тебя. Нет, я люблю тебя сквозь толщу параллельных всевозможных миров и суетливых снов, и слов пустопорожних. Сквозь холод одиночества моих ночей непрошенных я вижу Будду нашего покоя и тепла. Нам никогда не спать во сны чужие, не впасть в последнюю пред смертью суету – мы навсегда и здесь, родные и живые, и капли настоящего глотаем на лету. Утро Рай (начало и край родной) – это заброшенный сад. Плоды никто не целует, и они ударяются оземь. Двое Твоих Изначальных никак не вернутся назад. Хладнокровные змеи не спеша перелистывают осень к зиме. Не дыша, мы осторожно проложим след по первому снегу, толкнув ворота (уже калитку) и каждый шаг неземной будет скрипеть, что нет нам воспрощенья сюда, но мы узнаём тропинку. Мы упали по ней, уходя, обретая наш мир, где нет ни числа, ни души, ни покоя, ни проку, ни толку, а теперь терпеливо восходим домой, тает платье из дыр (или гнилые сети) и ищем тепла нашему Твоему ребёнку. Твой дом переполнен предчувствием скоропостижной зимы. На окнах следы ледяной слепоты и какой-то копоти (свеча сигнальная догорела на подоконнике возле тьмы), немые не мы выдыхаем последний пар из ротовой полости… А дверь творящая отворится, её и не было здесь, настежь не было – мы узабыли об этом. Дом открывается нам по имени наших сердец и разворачивается настоящим и бесконечным летом. *** Вот зима настанет, и потянутся ко мне ходоки из тех, что уже не летают. Хватило бы снега для них да соли тоски, а всё остальное – тает: сахар в стакане чая, весёлое слово в ночи, птица, навеки ничья, и тепла уголёк в печи. Всё промелькнёт и растает, останется только лёд… Следи: изо рта вылетает и лёд превращает в мёд – и сердце, и слово, и солнце, и день всю ночь напролёт. *** У дома нет других имён и это – хорошо. Зимою дом закрыт и очень утеплён, а летом он распахнут настежь (я так его узнал, когда нашёл). Как птица летом он летит в пространстве времени во временном пространстве и – весь в себе – зимой тепло хранит на перекрёстке детства мудрого… …ну, и беспечной старости. Ждал Я даже не тщета (души нищета), я даже не труп, я – могила, разверстая ждущая мгла дна. Глазам не поверю, лучи проглочу, я – не сила, но сердца жду себе, как ждёт земля зерна. Ничто здесь не погибло – земное сердце вьётся корнями скрытых рек и венами любви. Зови меня могилой – никто не отзовётся, но сердцем позовёшь, душою на крови – я прорасту, любимая, к тебе, родное солнце, в тебя на веки вечные, и ты меня живи. Вино к вину Я один и ты одно. Утоли меня, вино. Утаи от суеты. Был я беден, стану – ты. В одиночестве твоём утаи меня вдвоём с той, которая одна и не выпила до дна. Вознеси меня, вино – я летал давным-давно, я на краешке стою, жду любимую свою. Заберёшь меня всего, не оставишь ничего… Вот и выпито вино. Вот и нету одного. *** Светлая зимняя ночь. Любовь моя листает сновиденья, дыханьем согревая ткань. Живая вновь тишина, от крови нашей вновь родится и восходит, и двери откровенья соединят незримо всё то, что неделимо – и в доме, и на сердце, и во кровь… в немедленную кровь светло вливается безмолвие любви, но слово есть любовь, и ты его молчанием храни, ночами зимними спи-не-усни, любви не прерывая. За гранью нашего тепла зима скрипит сторожевая. Зима бела и ночь светла, и тишина живая. *** Я не сплю – я снюсь. Я волна за волной твоей памяти. Настоящая память – это восставшее настоящее, обретённое лучше поздно, чем никогда. Я снюсь тебе, я сна волна, и тёмная, и тёплая она за неизменной солнечной холодною волною в единое волненье о тебе, моленье… Верблюжьим тихим одеялом (океаном?), приливом шерстяным накрыл и берега твои, и даль твою, и тайну, и (да) любовь твою внутри моей любви (ты плакала во сне и замерзала когда-то, сейчас тебе тепло и хорошо). 2005г. Турция Константинополь Недалеко от пролива Босфор Неоконченная телеграмма (себе?) Мальчик, живущий на подоконнике зимою в день неземной, не уходи тропкой робкою, тоненькой в придуманный лес ледяной. Это – не правда. Оконная рама далёко не око чудес. Тебе одиноко, а папа и мама за этой завесой завес. Дыши на стекло, пока не истекло время твоей любви. К теплу возлетает любое тепло – словом ему помогай, зови. И не открывай окно – там вакуум, там – стужа, ужас, непростая смерть. Лететь насквозь космическим корабликом тебе досталось и вперёд смотреть. Лети себе. Ты приземлишься утром на зимнюю, но светлую печаль. Всё так – забвение обращено уютом, отчаяние превратилось в чай, а первый твой «скафандр как-будто» пусть будет снова бабушкина шаль. Ты настоящее моё всегда. Лицо меняется, но крови не изменишь, она у нас навек – одна. Одно отсюда ясно – ты не онемеешь, мои слова тебе помогут жить и говорить, напоминая Слово, которое уже нельзя произносить снова. *** 1 О, Возлюблённая Зима, небесная манна, любовная масса и сердце на десерт моё! Ещё светает кровь моя сквозь лёд, но явного тепла не льёт. 2 Сквозь тонкую обитель слёз ещё могу остаться здесь, но не могу я это есть, как есть! 3 Это признак, но верный – кто-то из нас призрак. 4 Несовершенен переход – дом на мосту не строят. Твоей ли крови переток туда, где будет нам итог? Меня ли разменяли вскоре, на душу в срок да смерти клок?.. 5 У берегов Твоих двоих одною стану я рекою, но потеряю имя их, а имя собственное – скрою. 6 …и возлюблённая зима уже не студит сердца, и красный снег над ним не закружит – смиренна почва, невозможно бегство и сердце остаётся, и стучится жить. Гнездовье зверей 1 гнездовье зверей священно тепло его береги ровное крови свеченье таинство перемещенья душ куда-то возвращенья душ больших и мелюзги восвояси на круги гнездовье зверей несомненно несметны сокровища здесь сквозь толщу прощеного снега дыхание ищет небо звериное слово свято и немо и умолчит кто здесь есть [не лезь] гнездовье зверей – молчевня во сны окунают усы [тонкие сопродолженья] звери гнева и звери прощенья как накануне рожденья спят на краю весны 2 гнездовье сердец на деревьях невидимых вен Твоих даже глазами зверя в надежде рождается вера Твои ли мои ли молитвы – двери в любовь и откровенье их в долгую жизнь двоим [и сына третьим творим] зимовье сердец – молитва оттаивающая в Тебя мною творимая или Твоя – воля живящая нас терпеливо зимовье сердец – это битва стук сердца о берег тепла зима возлюбима весною – дотла [песенка-боссановка для двоих] Снимаешь беспочвенные слои, слой за слоем? Будь осторожна – там сердце, там Солнце, там осуществляется слово за словом, там небо, земля и вода, и несложно вернуться туда, где мы утром проснулись, два человека, обнявшись крылами. Летим-улетаем над свежестью улиц, над городом нашим, построенным нами. Летим, укутанные в крылья друг друга и чудес, и горечи земной. Летим. Влюблённые открыли простой, короткий путь домой. Давай всё оставим, как есть и укроем тайною близкой ли, тайною дальней, огромной печатью весеннего грома, прощеной печалью ночными дождями. Мы знаем с тобою – за каждой строкою сердце ли Солнце играет лучами. Летим-улетаем небесной рекою, Молочной Дорогою – к Папе и Маме. Летим, укутанные в крылья друг друга и чудес, и горечи земной. Летим. Влюблённые открыли простой, короткий путь домой. Во имя папы, мамы, сына и… Кто отразится в зеркале твоём, когда мы не втроём? Безрадостно и вечно одиночество, там нет ни имени, ни отчества, и нас там нет перед окном, распахнутым в цветущее мгновение. Без нас – тут зеркало, симметрия, пустое отражение, холодное, бездомное стекло, ложь, перевертень тщетный, самопоглощение… Расплавим зеркало дыханием, огнём невидимым, и наречём окном, и отворим его огромный сад вокруг родного слова, где безымянно всё, но ждёт своих имён и смеха нашего над тишиной земного, под тишиной небесного одним прощёным днём... …и ветер поднимает льняные занавески над шелестом листвы, над ночью и дождём (не дальше подоконника он проникает в дом и в милый сон проснувшихся навеки). *** Душою плати за каждый глоток вина, и хлеба небесный кусок. Пей мои слова, как вино и ешь, как хлеб, но – земной: всё принимает кровь и всё отдаёт любовь, даже милый сердцу остаток – памяти горький осадок. Война домой жажда! горсть воды пролил в центр розы и растеклась вода по всем лепесткам вдыхай и осторожно возносимый выдох с благодарением тебя освободит... освободился от боевого скафандра старый уставший воин ба!!! да это же ребёнок на берегу воды по имени «Река»! погиб так будь же ты свободен отныне и легка рука твоя не обретающая меч в потустороннего врага всё отпуск я пошёл домой туда ни один враг не доберётся я не другой другой пусть обернётся он вечный оборотень я же – свой P.S. я исчезаю восвояси я знаю как перемещать туда без боли и боязни всё то о чём летал мечтать! *** Я синтез всех Твоих различий. Твоих двоих моих родных голодный промысел, осуществлённый лишний, открытье всех дверей и откровенье их в Твоём огромном доме. Сквозь ладони мои и дальше слёз – Ты здесь. Я высвечен Тобой, я этот свет и есть. Куда летим светить живём, Родное? 2006г. Индия Ченнаи Шактистал Воля Теперь я видел, как вздыхает океан, и знаю как ему покойно. После такой волны и я навеки пьян, и мне – вполне, и мне – довольно. 2006г. Индия Мамалапурам *** Всё покрыто белой буквой, даже ты, дружок. Вот он, чистый лист, наукой не давить снежок. Тронешь, и пойдут сбываться хлопоты крыла… Может быть, не приземляться нам пришла пора? Может, выспаться хотя бы в этот первый снег?.. У подножья снежной бабы дремлет человек. бы Заснеженная степь и небо здесь – одно сплошное серое глухое полотно, и если бы не телеграфный столб вдали... в метель... без проводов... я обернулся бы в сугроб – как шёл один, так и вошёл в одно б. *** Память большая, чем просто прошлое, древний пряный ток прямой. В минуту горькую опомнись в горшее, Полыни Имя всех времён. Читай же это до рассвета, а днём ты обретёшь раствор всего во всём и волю ветра в любое и безгрешное родство. *** Дрёма туманного аэродрома. Не ожидается здесь ничего. И вдруг я чувствую себя – дома. Вдали от дома. И моего. Утро. Уютно. Морок тумана лётное время остановил. Облако белое. Милая мама. Ангел воздушных сил. Тополиная аллея (парк Победы) Восточное время. Ветер восточный. Серебряных шум тополей. Ночь оболочная. Темень молочная. Парк без людей. Перекрёстки аллей. Я без имён. Нет изъяна и шрама. Просто прогулка. Вне сил и стихий. Шагам моим гулко. Акустика храма. И здесь. Каждый шаг. Прикладные стихи. 2006г. Омск *** ОМ да ОМ кругом. Что ещё здесь петь? Был когда-то – Омск, нынче – степь да степь. Я глазам творю день и ночь, и дом, а теперь смотрю пыль-полынь кругом. Прохожу насквозь это городство детства моего сердца моего. Может, я ослеп? Может, умер я? Или эту степь прозреваю зря? Боже, боже мой, что же мне ещё? Вижу – и домой, зря – и хорошо. Жить да жить себе, не переживать. Во степи небес легче воздыхать. Я ли одинок если я кругом? Знает один Бог. ОМ. Minimum Любовь, как минимум! Отец Небесный, провожая, в дорогу дал, что б начал ты дорогу, и путь обрёл, и не замёрз в пути. Прикосновенный, но – запас. Любовь, как минимум – начало, благословенье подорожное и дар попутный, и компас внутривенный, и милый вдохновенный Спас про нас… ………………………………………………………………………………………… А дальше сам. Ведь если есть Отец, то есть и Сын, и Дух Святой, и воздух этот чуткий к любви твоей, как минимум в ответ, и слову твоему, и робкому ещё дыханью навстречу ветру ярому и дикому эфиру… Продли меня! Продолжи нас! Вдохни и выдохни! Спаси и сохрани! С любви, как минимум, начни и первый раз, как в первый раз, шагни! *** Возвращают книгу на полку и зерно обращают земле… Всё – и по круговому току замыкает себя на себе. Как зародыш упрям во чреве, так разворачивает себя душа, опознавшая время в крови с головы до пят, ищет себе подобных и обретает любовь, единственную среди дробных и единую, – это Бог. А сотворение – это совесть (перворождённый ключ). Душа продолжает солнце все легче – и легче луч. *** Ну вот, теперь ты в поезде, а я на полустанке с цветами полевыми жду тебя и знаю точно, не по циферблату, когда поездом ты в окошечке вагонном мелькнешь… И всё. Поезд ушёл. На остывающие рельсы, ещё хранящий пульс железнодрожный путь легла роса, и утренние сумерки укажут мне путь иной: от насыпи из гравия – и в лес, в его родную дрёму, настоянную хвойную истому, хранящую мой дом и все ключи от дома, пречистые прохладные ключи. Ты знаешь где они припрятаны. Молчи. Букетик полевой и путеводный на шпалах скользких утром отыщи. Увидишь лес, и мне рукой цветочною маши, маши, маши… …а я увижу тебя и побегу навстречу. Я мигом замечу тебя и узнаю, потому что не сплю с тех пор. *** Луч здесь всегда издалека. Смотри, парит моя рука и продолжает свет теплом в морозном сумраке дневном в твою надуманную стужу. …и в холодеющую душу вернётся память об одном: всё здесь твой милый тёплый дом. Так возрождаются двойные звёзды, и перекрёстки их лучей благословляют небосводы иных планет, иных людей. Алый покой (к одноимённой картине художника Е.Соболевой) Алый покой под крылом пятипалым ладони, уставшей летать... Сердце твоё малым яблоком палым, кажется, катится вспять… Мы слышим, как сердце твоё под солнцем прогретому грунту поёт, что успокоится и успасётся, укоротив полёт. Счастье вокруг, любовь и прощенье, даже твоя ладошь – последний приют перед преображеньем в новое семя и дождь! Спелое сердце – прах, маскировка! Вот тебе яблоко! Вот арбуз! Вот тебе, снежная баба, морковка! Прах праху, а детям – вкус! Веснушки Неровный плеск нерукотворный речной волны о берег торный. На пляже упаду пустом и прах обнимется с песком, в родную речку ум войдёт питать воды круговорот, а я на каждое лицо осяду солнечной пыльцой, но то, что здесь молчит меж строк… ………………………………………………………………………………………… * Лучшее продолжение придумала Наталья Семёнова: «…узнаешь, выйдя за порог.» *** [ловил в море… дождь; ловил на деревянный крест из бутылки монастырской ракии; поймал; продрог] Робкий сербский свитерочек я нашёл в чулане ночью. Между сердцем и ладошью спит любимая моя. Крест родился из бутылки или – освободивился, в море соли омолился, пресным дождиком пролился, перекрестик соли дня и всенощного огня. Spirit sveмощный* меня на другого не меняй! 2005г. Черногория Бока-Которский залив п.Столев * svemoсan – на сербском: «всемогущий» [картинка в картинке художника Свена Нурквиста] Хотел уснуть поглубже в полной темноте и натянул на голову фланелевый мешочек из-под фасоли… Человек итак сомнамбула, а тут… Ночью вышел из дома в домашних шлёпанцах на босу ногу, в дурацкой пижаме, с мешком на голове(!). Выбросив щуплые ручки вперёд, бреду, спотыкаясь, ищу хотя бы одну звезду, хотя бы какой-то просвет... Ну, вот же – на что-то наткнулся! Проснулся. …а думал, что помер. *** Ярый иероглиф зрелого костра. На краю забвенья белая зола. Здесь вода сгорает и благодарит древесину павшую за последний скрипт… Ночевал, пророчил сполохи зарниц, а увидел солнышко сквозь траву ресниц (оптика росы под сигналы птиц правит поле зрения падающим ниц), и глаза – отв€орены в радужках небес: степь, река, за речью – первородный лес. В Роще Изначальной есть Живой Родник, искорка на сердце, пламенный ледник. Как шагнёшь туда, так уже и здесь. Можешь дом не строить, это дом и есть. Июнь – июль 2008г. [фотосинтез] Клевер в кедах, стрекоза на поплавке, солнечные блики на волнах в озерке, блеск и мелкий плеск небес о край земли, о горячий борт резиновой ладьи. Обо мне не спрашивай – где же я вдали? Я на отражающей поверхности земли. Не мутнеет зеркальце, рыбка не клюёт, потому и птичка в камышах поёт. Потому и целые всюду облачка, что под поплавочком нету ни крючка! Я плохой рыбак. Я могу и так. Июль 2008г. озерцо Верблюжье 30 км от г.Омска по Тюкалинскому тракту Зимний Солцеворот Ивы желтеют, смотри, изнутри зелени своего лета. скоро обледенеет в пути речи проточное тело. Вмёрзнет молитвенный шопот ив здесь в прибережный лёд. Останется свист этих веточек их да натянутый их переплёт. И обнажится их суть – зиме. И нечего тут читать. И я ничего не хочу себе. И некому быть дать. Всюду остудная зга да пурга. Арктическое покрыло. Вот мы и приняли эти снега. Вот нам и храм намело. Вот и я уже – это ты. Вот и мы – это всё то, что вокруг, любви да воды кристаллы блистающие, агнивьё. Осень 2007г. – зима 2008г. |
